[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/0f/2/203587.jpg[/icon]
|
Желание не встречает сопротивления. С первого сна и первого Его явления — в тебе ни сомнений, ни вопросов; за пределами Его воли — ничего. Ты — Его продолжение, рука, занёсшая кинжал, агнец, убивающий родителей, потому что не может быть иного отца. Он чередует кнут и пряник, но ты быстро учишься, кнут отпадает за ненадобностью, во рту сладко, в голове сахарно, в теле спокойно. Наверное, так ощущают себя дети, плавающие в животе матери. Вы становитесь ближе — до неразличения, размытого контура, отделяющего ребёнка от создателя.
Бесконечное умерщвление, пока не закончится жизнь. Сердце качает Его кровь, осквернённую человеческим мясом, твоим мясом, но Он милосерден и дарит тебе свой облик. В спёртом воздухе подземного храма глухо блестят рубины глазниц над каменным алтарём. Постепенно вас становится больше, растут пожертвования, в город со всего побережья стекаются помои, впервые за долгое время поднимается пунцовая луна, жирная, набитая требухой и прокисшим молоком. Это как-то интерпретируют и мгновенно забывают.
Тебе не нравятся ни Миркул, ни Бэйн, но Горташ забавно расчленяет твоё имя на две половины и использует первую — так до него никто не делал. Раны затягиваются медленнее, Орин чаще заглядывает через плечо, серые кляксы на её лице принимают форму омерзения, отец вновь достаёт кнут, как будто ты не лошадь, а Он не бесконечно натягивает вожжи. Хочешь сказать «Ему не нужна твоя зависть», но не успеваешь. Снова в утробе; снова из неё вырезают.
Он ищет такие места, целится в них: не прикрытая ничем молочная кожа живота, обнажённая, неиспорченная, ни пестицидов, ни чужих башмаков, сосцевидная область — трогательное место прямо за ухом, обычно укутанное волосами. Чуть ниже шея: слабая, чувствительная, Йорд не любит, когда её там трогают, прикосновения заставляют вспомнить, что тело реально. У кого-то пята, у кого-то шея.
Жестокость ей безразлична: шахтёр со исполосованным брюхом падает на землю — обратно, к ней — Йорд переварит и его, и его гроб. Тор приносит ей поделку из детского сада, очень мило, она даже улыбается и берёт его ржавые от крови ладони в свои, чтобы сказать: «глупый мальчик, знаешь, сколько во мне наделали дыр?» Его руками на направляет нож остриём ближе к её груди. «Дырой больше, дырой меньше. Нет никакой разницы.» Техногенные провалы, карстовые воронки, проседания грунта, шахты, заброшенные шахты. Где-то помог метан, в 1906 году во Франции они сами подорвались внутри, не освоив взрывчатку, после Второй Мировой войны забытые мины детонируют под землёй, и Йорд возвращает себе 405 шахтёров. «Смертным немного осталось, не думаю, что она доживут до Рагнарёка.»
Ей почти жаль, что в нём нет ничего от неё. Ни капли йотунской крови, кажется — сплошное владение Одина, асова чистота, та единственная, что принимают в Асгарде, от Йорд даже горсти чернозёма не осталось, всё забрал Всеотец. Внутренние части бёдер ныли, где-то в Мидгарде закровоточило русло реки, Йорд не сопротивлялась, просто лежала, и вся его бессмысленная жестокость была ей непонятна. Он засмеялся, чувствуя, как дрожит земля, блюющая асинхронными толчками. Имя он выбрал задолго до того, как пришёл к ней, плод развивался быстро и зло, и для того, чтобы его достать, пришлось вспороть ей живот. Тор, покрытый белым налётом, её кровью и графитовой крошкой, родившийся раньше срока, был отвратителен — не зря мидгардцы говорят «разрешиться от бремени». Йорд на него не смотрела и не видела ещё долгое время.
Она думает об этом, когда он обхватывает её, касается носом края живота, вжимается так, будто может вернуться обратно. Йорд хочет отдёрнуть руку, но он перехватывает её — знакомая настойчивость, уверенность в том, что всё ему принадлежит по праву рождения, это в тебе, милый сын, тоже от Вотана.
— И что будешь делать? Разве не весело было убивать моих внуков? Скольких йотунов вы искалечили, — свободной рукой она хватает его за волосы, жалкая хватка, бессмысленное сопротивление, — даже твой Мьёльнир вы добыли обманом.
Сдаётся, опускаясь к нему.
— Можешь съесть хоть всю мою руку, можешь разворотить лёгкие и достать сердце, можешь сварить из матки суп — больше меня в тебе не станет.
Проводит пальцем по его грязным губам, натыкается ногтем на зубы, очерчивает щеку изнутри.
— Попробуй.
