[icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/5/925714.jpg[/icon]
                                                                 sullenness    a

                                                                                   simple

                                                                 separation²¹

[icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/5/925714.jpg[/icon]— если я завалю ебало, как мы будем развлекаться?

иногда ей хочется быть мягче — сейчас, например — но непереваренная злость гниёт в животе. что хорошего дала мягкотелость? в дорогое тебе нужно вцепиться мёртвой хваткой, а челюсти не размыкать, пока не погаснет пульс, лора проебала слишком много лет на сотрудничество, сделки и компромиссы, их не оценил даже анубис, их никто не оценил, кроме шэдоу — который смотрит теперь на неё совсем другими глазами.

она убивала ради него. легла в могилу, кажется, ради среды. вылезла из неё — тут уже точно, ради шэдоу. сидит здесь — ради себя и ради него. наверное, этого недостаточно — и это правильно, при жизни лора проглатывала всё как дырявый карман, и самого шэдоу оказалось недостаточно.

хочется сжать кулаки, но это ничему не поможет, только ладони почём зря дырявить. лора барабанит пальцами по столу, чтобы хоть чем-то занять руки. думает о том, какой идиотски-блаженный был вид у суини до того, как он понял, кто перед ним стоит. может быть, он принял её за кого-то ещё, а потом, ну, как обычно. лоре только салим улыбался, но салим улыбается всем. суини щерит улыбки, когда она доёбывается до других. наверное, это его развлекает.

— прости, что отвлекла. — лора щурится, могла бы — плюнула, — не беспокойся, когда выебешь кого-нибудь, я никуда не исчезну.

когда кто-нибудь сжалится над тобой, хочет добавить.

ждать она не умеет. воскрешением машут перед носом, как куском рафинада, каждая минута в этом баре — капля воды, ввинчивающаяся в темечко. лоре всегда было интересно, как быстро её сведёт с ума такая пытка. вот и ответ.

— судя по тому, что я видела, тебе хуй среды тоже нравится.

улыбается. могла бы — плюнула.

и друзья твои ебучие такие же как ты.

она раскачивается взад-вперёд, сжимает губы — ещё много чего могла бы сказать — одёргивает себя и достаёт сигарету, подкуривая от свечи. хочется сунуть руку в огонь и смотреть на неё, пока не потемнеет, она даже не почувствует ничего, ни тепла, ни боли, но теперь телом нужно дорожить.

задувает свечу.

то, что она нервничает, не раздражает её так, как то, что за этим наблюдает суини. она так и не научилась определять, насколько он пьян, что запоминает и сколько острых (укоризненных, осуждающих, слезь с этой моральной горы, блядь, ты же меня и убил) слов готов зарядить. лора чувствует себя жалкой собачкой, мелкой, неспособной допрыгнуть до стола с горячим мясным пирогом. суини над ней издевается.

жалкая.

— ты уверен, что твои друзья помогут, или будет как с остарой?

лора стряхивает пепел прямо на стол.

and that girl well, she doesn't exist anymore, does she?

— или они такие же друзья, как среда?

[icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/e7/0f/2/970469.jpg[/icon]Шэдоу отказался от неё, и впервые Лора решила ему довериться — там, где, как она думала, ещё была кровь, оказалось тело, поглощённое автолизом. Жизни в нём уже не было, одно самопоглощение — и Лора наконец-то слышит, что ей говорят. Они лежат в окружении надгробий, назойливое солнце подсвечивает каждый сантиметр лица Шэдоу, его спокойные глаза и пятнышко на горловине футболки, всё почти так же, как раньше, и Лоре хочется выть: он больше не её, с каждой секундой она понимает это всё лучше. Всё закончилось.

Он мог бы злиться — она была бы рада, она этого заслуживает, но он ни разу за всё это время не повысил голос. «Суини умер» проваливается между новостями, Шэдоу говорит об этом между делом, и на этот раз его спокойствие раздражает Лору. Может, он слишком много времени провёл со Средой, и некоторым смертям перестал придавать значение. Может быть, он вообще не такой, каким она его представляет.

Лора переворачивается на спину, чтобы Шэдоу не увидел её лицо.

***

Лужа его крови выглядит так, будто он умер несколько минут назад — кровь густая, слишком густая, наверное, похожа на кисель, но свернуться не успела. Лора сидит рядом, рассматривая испачканные ботинки; тело Суини она пока не видела, потому что видеть не хочет. Самеди говорил про две капли, но Лора в ярости — той ледяной, что сковывает движения, несёшь себя, чтобы не расплескаться. Хочется вылить в это застывающее озеро ебучее зелье и искупать Суини в его же крови.

Украденной из кухни чайной ложкой, трижды промахиваясь мимо узкого горлышка — руки в железе — Лора пропихивает во флакон кровь, как таблетки в собачью пасть.

Сложенный пополам Суини носами ботинок почти дотрагивается до асфальта.

***

У неё нет плана. И мыслей нет — одна бесконечная неготовность смириться с двумя утратами за день. Шэдоу она решила отпустить, а Суини ничего не может сказать против. Может быть, он проснётся, как спящая красавица, и спросит, нахуя она его разбудила. Скорее всего, так и будет. Лора просто преследует то, что давно разложилось: в ней, битве, браке, багажнике, холодильнике. Хобби такое.

Восемь часов до Нового Орлеана кажутся пыткой, дважды Лора чуть не въёбывается в медленно ползущие по шоссе машины, да что там, она хочет въебаться, но это ей ничего не даст. В прошлый раз монету запихнули обратно в грудную клетку — на этом мысль обрывается, потому что Лора понимает, что сделать это некому.

Самеди и Бригитта смотрят всё тем же припудренным взглядом. Раньше это раздражало, будто на тебя смотрят снисходительно — мягкую насмешку Лора ненавидит больше всего — но так же они смотрят и на приволоченный среди ночи труп, и она на секунду успокаивается, чужое безразличие (они ведь его друзья) значит, что для Суини смерть важна настолько же, насколько и для лоа — много и ничего, как утренняя чашка кофе, бармен из соседнего бара и назойливые туристы. Его смерть в порядке вещей.

Они даже разрешают вывалить его тело прямо на стол (интересно, почему её заинтересовало их мнение, когда её вообще начало это ебать). Лора даже зажимает Суини нос, будто он может сопротивляться, взбалтывает зелье, как суспензию, ювелирная операция — не промахнуться мимо его рта, тронутого окоченением по касательной. Если бы рот не открылся, Лора бы выломала ему челюсть.

Ничего не происходит — кроме того, что она опять понимает, что с чем-то нужно смириться. Не дважды за день, блять, Лора святая, но не настолько.

Она отводит взгляд (разочаровалась очень быстро, чтобы поскорее проглотить обиду, чем глубже запихнёшь её обратно в глотку, тем меньше почувствуешь). Нихуя она не надеялась, конечно, она же не глупая и не настолько наивная, чтобы верить в то, что может что-то сделать. На тело Суини смотреть не хочется. Слова Шэдоу о том, что она ему не нужна, тоже до последнего не хотелось замечать. Лора замечает какие-то паттерны.

А когда Суини открывает рот — максимально неэлегантно, это помойка в прямом и переносном смысле, от него ужасно воняет — смотреть страшно и опять хочется отвернуться, чтобы не выдавать лица, если посмотришь на Суини хотя бы украдкой, реальность ёбнет тебе по лицу, нехуй надеяться, может, научишься хотя бы на таких пранках.

— Ты мой должник, — слова Лора зажёвывает, потому что не знает, что сказать.

Ей страшно.

— Самокруток нет, может, снизойдёшь до мальборо?

Впервые за всё это время у неё что-то получилось. И всё равно похоже на подарок, которым покрутят у носа, чтобы потом посмеяться — что ты себе возомнила? Лора закусывает губу и смотрит Суини в глаза (закончите это прямо здесь и сейчас, пожалуйста).

— Не хватило.

[icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/e7/0f/2/970469.jpg[/icon]Лора растерянно кивает — склизкие, непривычные слова, которые и раньше-то в руки не давались, насмешливо шлёпают хвостами, как рыбы, выброшенные на сушу. Барон спрашивал, что она будет делать со вторым шансом, что будет делать, когда кожа потеплеет, а сердце вспомнит, как гонять кровь — Лора ничего не ответила и чувствует себя так, будто что-то сказать нужно сейчас.

— А ты умирать собирался? — проще представить, что это было трагическое стечение обстоятельств, кому в здравом уме придёт в голову умирать, спросила бы Лора, злобно спросила, как единственный человек, которому самоубийца перед смертью не вернул долг; всем родственникам раздал, а про одного забыл.

И это твоя ебаная битва? Нажраться и продырявить грудную клетку, умереть случайно, походя — так люди забывают в такси очки или бумажник, но в машину садятся для того, чтобы куда-то доехать. Не разбросать кишки по заднему сидению. Может, она чего-то не заметила или не хотела замечать — Лора щурится и хватает с земли первую попавшуюся рыбёшку.

— Во-первых, у нас с тобой уговор, и я не помню, чтобы в него входил суицид, во-вторых, — слова выбирать уже совсем не хочется, — блять, тебя эти недели ничему не научили, да? Ну сдохнешь ты, а дальше что? Я знаю, что дальше. Ничего нужного.

Долбоёб.

— Ещё сделают, или не сделают, похуй, можно найти ещё сотню таких Аргусов.

Что, если он не хотел жить — Лора об этом совсем не подумала, да? Сотня закончившихся спреев от насекомых не делает тебя умнее, или нельзя сделать умнее человека, одержимого идеей о жизни (потому Шэдоу сам ничего не разглядел?). Суини — прокуренное клише. Лора ждёт, что он начнёт злиться — она хорошо знает, что чувствуешь, когда решают за тебя, а жизнь впихивают обратно в руки.

— Твоя была.

Лора сжимает губы в подобии улыбки, хорошо, что Суини столько говорит, потому что она вообще не понимает, что ему сказать. Если он правда хотел умереть — что она сможет с этим сделать? Что сделает он, как только она отвернётся?

Тело деревенеет, лицо тяжёлое, неповоротливое — Лора бы закатила глаза и пошла дальше, как всегда это делала, но сейчас не может. Она таращится на Суини взглядом, который ему точно не понравится (она точно знает, потому что ненавидит такие лица), и если он снова сожмёт этот взгляд в кулаке, чтобы отпустить на очередной заправке, пока она не видит, следующей остановки не будет. Но Суини улыбается, и верить ему стало ещё сложнее, чем два дня назад.

Что, если она снова себе врёт — или врут глаза и всё то, что может напиздеть. Вот Суини шевелит ртом, а Лора ни черта не слышит, будь в желудке обед — свернулся бы, но внутри ничего нет и работать нечему. Рядом с Шэдоу сердце забилось, а рядом со Суини стало погано — от этой дряни когда-то не помогли репелленты, Лора не готова вспоминать, от какой именно. И в закрытом помещении она, кажется, ёбнется.

— Как удобно, куда ни плюнь — везде Миссисипи, — на секунду удаётся отвлечься от мыслей, — от меня что, воняет?

Она отводит взгляд — ладонь не достаёт из чужой, пока они не сворачивают на другую улицу, хотя сделать это хотелось сразу же. Хорошо, что руки всегда есть, чем занять. Лора молчит, слишком быстро курит и не разбирает дорогу, передвигая ногами ещё машинальнее, чем раньше. Когда пыльная коричневая вода подступает всё ближе, Лора почти готова сдаться, но вместо этого, скрестив ноги, садится среди травяных проплешин и щёлкает зажигалкой.

— Я совсем забыла, что тут нельзя плавать. Типа.. нигде, — щёлк, щёлк, щёлк, — Ладно, плавного перехода не будет. Ты что, действительно умереть хотел? Я думала, вся эта хуйня про битву.. про другое.

сначала лора думала: малодушие. шутит с коллегами, «ха-ха, лучше просто убейте нас, да?» — все иногда шутят про смерть, не просто про смерть, про суицид, и лора не может поверить, что они не возвращаются после работы к банке пива, стоящей у прикроватной тумбочки с прошлого вечера, чтобы забыть помыться и не забыть попытаться ещё раз. сначала она даже считала, потому что это казалось важным: столько раз попытаться и не довести ни одну попытку до конца? детка, кажется, ты не хочешь умереть. ты только чувствуешь свербящую жалость, когда в очередной раз не вышло. чего не хватило на этот раз?

эффекта шэдоу хватило надолго: год или полтора, вот сколько они продержались в самом настоящем и правдивом из смыслов, что бы ни говорила попсовая литература о трёх; год они были вдвоём, а потом в их кровати появились секреты, и измены начались вовсе не с его друга, а намного раньше, когда после работы вернулся уже он, а лора пялилась на банку пива, размышляя, почему не получилось в четверг.

иногда ей хотелось обвинить его в том, что он видит только общее счастье, а этого не замечает. теперь можно обвинить его в том, что у неё ничего не выходило вовсе не из-за малодушия — может, ей не разрешали умереть, пока среда не выйдет на сцену. нужно было дожить до появления суини или типа того. но и умереть ведь нужно было? и снова не получилось. forever is the saddest word, думала лора на свадьбе, а поняла только потом.

она могла бы отблагодарить суини за то, что он сделал всё, чего не смогла сделать она, но он же и возвращает её — раз за разом — и он же думает, что готов умереть. смотри, как бы тебя не вернули, наплевав на последнюю волю, дебил. лора умерла и захотела назад. лора умерла и поняла, что хотела не смерти. лора не поняла, чего она вообще хотела.

когда он подчиняется, она становится злее, а в последние дни он подчиняется слишком много. это маленькие вещи, такие и под лупой не рассмотришь: где-то промолчит, хотя хочет что-то сказать, где-то ответит, хотя предпочёл бы помолчать, не уклонится от тычка, поверит в миф о последней сигарете, сходит за ними в магазин сам. у лоры низкие стандарты, это уже все поняли.

— когда ты говоришь «въеби», я уже не хочу.

так пальцы сворачиваются в рыболовные крючки — буквально, не метафорически — ты уже зол, но ещё ничего не можешь сделать, тело вобрало всё худшее из твоего характера, готовое к реактивному выбросу, но суини не отстраняется и не бьёт первым, принимает удар, рок судьбы или какую там хуйню, и лоре остаётся просто сжимать кулаки. чтобы ей было приятно ударить, он должен бояться, а не склонять голову. у злобы вообще мелочный и противный срок годности со слишком чёткой инструкцией по эксплуатации.

приятно было его бить тогда в отеле, в первый вечер знакомства. лора скучает по этому чувству. теперь она чувствует себя маленьким ребёнком, эмоции которого не считаются за настоящие — за те, что способны причинить настоящую боль — вот суини стоически и ждёт того, что она перебесится.

а должен ценить каждый момент её бешенства как самостоятельную единицу. относиться соответствующе. и ударить должен был первый. это по крайней мере было бы забавно — в барах принято чистить ебальники другим мужикам. лора смогла бы снова прикинуться мёртвой, суини могли бы снова посадить в обезьянник, хороший был вечер.

— блять!

лора одёргивает руку, пальцы продолжают скромно кукситься в кулаке — смешном, маленьком, забавном, почти что детском — лора тоже куксится, сдавая назад, почти что сдувается, возвращаясь к стулу:

— как же ты меня, блять, бесишь.

никакой драки, никакого праздника.

— нихуя правильно сделать не можешь.