[nick]Emma Frost[/nick][char]королева, возможно белая[/char][fandom]marvel[/fandom][icon]http://forumstatic.ru/files/0018/a8/49/93721.jpg[/icon][sign] [/sign][lz]<center>I'll name my gray hairs<br>after dead friends.</center>[/lz][status]got 2 let U down[/status]На Чарльза она не злится, как не злятся на мечтателей — мечтателям помогают, толкают их коляску вперёд, охраняют, когда не остаётся ничего, кроме фантазий о будущем. Злится Эмма на Эрика, потому что он был там и знает, чем опасна жизнь, когда ты нацепил себе на голову мишень, знает, каково жить, когда тысячи смертей не сливаются в безликую статистику, а звучат в твоей голове отдельными голосами. Эмма долго думала о том, как поступить с воспоминаниями о Геноше — забывать, конечно, нельзя, оставлять как есть — тоже. Эмоции пришлось сложить в отдельную коробку, закопать — неглубоко — и при необходимости доставать, чтобы вспомнить. Ужас. Горе. Ярость. У них ледяные руки, и отрубить их было нужно, чтобы оставить хоть что-нибудь человечное.
Её вторичная мутация — буквальная пошлость, звенящая метафора; мозг, кристаллизирующий травму, зачастую так и работает. Застыть, чтобы выжить. Ничего не чувствовать. Она уже делала так, сколько раз — забыла.
Как она сказала? Ради детей. Эмма не соврала,
ради детей и ради того, чтобы — когда? если? — всё снова развалится, ей не пришлось стоять в стороне и наблюдать.
Когда на Кракоа приглашают Апокалипсиса, Эмма думает о том, что Чарльз сошёл с ума. Эрик, вероятно, тоже. Эмма осталась с ними — значит, и с её головой что-то не так. После того, как Крида проглатывает беспроглядная темнота — беззвучно, беззлобно, беспристрастно — и весь остров захватывает религиозный экстаз, Эмма думает о том, как этому не поддаться. Это сложно (они только что отменили смерть). Ей хочется верить, что на этот раз всё получится,
ещё больше хочется влезть в голову Чарльза — или хотя бы Эрика — чтобы понять, что там происходит. Эмма ловит какие-то обрывки мыслей, остаточные образы, принадлежащие всем и никому, но неизменно натыкается на стену. Нельзя прийти к Чарльзу и сказать, что ей недостаточно его веры, и их веры тоже недостаточно; для того, чтобы это понять, ему даже не нужно заглядывать в её голову.
Эмма привыкла жить без дома — так к тебе не смогут прийти и отнять всё, что дорого — и привычки очаровываться не выработала. Конденсат с банки пива впечатывается в перчатку, Джин и Скотт стоят, как ни в чём не бывало, говорят, улыбаются, будто и не умирали вовсе — Эмма ищет изъян, трещинку, хоть какой-нибудь знак; небо разворочено фейерверками, звёзд, кажется, больше, чем она видела за всю жизнь, но взгляд соскальзывает вниз. Герои Кракоа вступают в новый цикл. Нужно радоваться, думает Эмма, и этому, конечно, каждый раз нужно учиться заново. Она посмеивается, отвечая Скотту: если для этого нужно было вернуть Шоу, ладно. Надеюсь, эту жертву мне не забудут.
Мечта Чарльза не умерла — так, переродилась. Чёрный костюм пришлось отложить до худших времён.
Чарльз говорит нет, вернуть Пирса овощем нельзя. Эмма вздыхает. Ну хотя бы немного? Ей всегда хотелось проверить, как долго он продержится (что-то подсказывает, что не очень); будь на то её воля, на Кракоа Пирса доставили бы, любезно вытирая слюну, напоминая, как перебирать ногами и приказывать мышцам грудной клетки сокращаться. Эмма бы не менее любезно вернула его в чувство, потому что перед судом следует предстать в здравом уме, и в какой-то момент, наверное, думает об этом слишком громко, зачем тут Скотт, Чарльз? В прошлый раз мы с Кукушками прекрасно справились.
Она хочет возмутиться — для этого, конечно, нужно признать, что и мысль, и усталое недовольство уловила; Эмма улыбается, выдерживает паузу и закатывает глаза, будто ожидая настоящей реплики. Скотт, наверное, не понимает, что поверхностные мысли ей не интересны, а идти глубже она, разумеется, не полезет. Она всё ещё не уверена, что он вообще жив.
— А говоришь, это я недовольна.
Ментальная гигиена соблюдена не до конца — воспоминание о разговоре с Чарльзом Эмма передаёт практически в первозданном виде: с не высказанным Ксавье вопросом (мы бы и с Эсме и Софи справились, нет?), фантазиями о сладковатом запахе слюны, текущей из полураскрытого рта Пирса-которого-нельзя-трогать (разве не все мы об этом думаем, Скотт?), любопытством насчёт того, понимают ли на Мадрипуре английский (удобно, что кому-то из нас не нужно разговаривать). Странно, что туда отправили не Логана, думает Эмма (и эту мысль оставляет при себе).
— Мне что-то подсказывает, что просто так Пирса они не отдадут.
Хорошо, что мы перестали просить разрешения.